Как найти горожанина?

Человеческий потенциал российских городов глазами социологов

 

 

 

Исследование человеческого потенциала городов России на Московском урбанистическом форуме представлял декан Высшей школы урбанистики Александр Высоковский. К сожалению, через несколько дней его не стало. Однако важность проделанной его командой работы будет только возрастать

 

Это исследование – попытка посмотреть на окружающий мир глазами обычного городского жителя, понять, чего он хочет и на что надеется, а также, на что могут рассчитывать города, регионы и вся Россия применительно к этому обычному россиянину. Социолог Петр Иванов, занимавшийся социологическими исследованиями в команде Александра Высоковского, рассказывает нам, были ли обнаружены горожане в обследованных ими городах.

– Сколько городов было вами обследовано и какими силами производилось это исследование?

– Разные части исследования затрагивали разные регионы. Исследовались города с высоким уровнем развития человеческого потенциала и низким. В социологическую часть исследования вошли 8 городов численностью населения от 250 тысяч человек.

Основной костяк команды – 7 человек из Высшей школы урбанистики плюс приглашенные эксперты, например, сотрудники института демографии.

– Какова была методика исследования человеческого потенциала: это были опросы, социологические интервью?

– Когда с концом Советского Союза умерла заводская социология, практически вся практическая социология перешла в маркетинг. В нашем исследовании тоже основная методика – маркетинговая панель. У нас был подрядчик, который владеет такой панелью, куда можно заложить основные сведения об опрашиваемых: пол, возраст, семейное положение, владение машиной. Туда можно закладывать территориальную детализацию вплоть до районов, и мы можем видеть оценку качества городской среды жителями разных районов разных городов.

– По вашим выводам, люди в исследованных вами городах настолько маломобильны, что предпочитают отвечать социологам, что всем довольны. И только 7% населения, а я думаю, что это не худшие 7% населения, хотят как-то переменить свою участь и уехать. Почему это так получается?

– Получается странно. Мы, например, смотрели на структуру миграции в городе и задавали достаточно простой вопрос: вы живете в вашем городе всю жизнь или приехали, сделав, соответственно, некий шаг? Оказалось, что, допустим, в Краснодаре 50% населения – коренные, родившиеся здесь, а оставшаяся половина – приезжие. При том, что люди мало мобильные, это удивляет. Люди не говорят, что они хотят переехать – но переезжают.

– Мне кажется, что люди вообще говорят социологам то, что, как они полагают, от них хотят услышать – такая крестьянская хитринка.

 

 

– Это не совсем так, многое зависит от качества опросного инструмента. Все равно получается, что опрашиваемые проговариваются о том, что они думают. Дальше уже вопрос в том, как это интерпретировать.

Когда 77% жителей довольны качеством своего города, я бы на месте администрации Томска (именно там получен такой результат) не радовался бы этому, считал бы, что это кошмар. Это означает лишь то, что людям плевать на окружающую их городскую среду.

Большие рейтинги чаще всего говорят о том, что задан «пустой вопрос», в котором опрашиваемый не видит принципиального смысла.

– Надо понимать как «мы всем довольны, только отвяжитесь»?

– Вроде того. «Я об этом совершенно не думаю и поэтому скажу на всякий случай, что доволен». Особенно наглядно это видно по оценке качества архитектурного облика городов. Например, в Новосибирске достаточно привлекательная модернистская архитектура – по сравнению с Томском, который по большей части состоит из частного сектора. Но разница в оценке чудовищная: в Новосибирске 30% положительно оценивают архитектурный облик города, а в Томске – 68%. Это как раз вопрос интерпретации. Мы понимаем, насколько жителям Томска плевать на архитектуру. В целом это очень тревожные симптомы. Потому что они говорят о том, что горожан, в полном смысле этого слова, таких горожан, которые разборчивы и придирчиво выбирают городскую среду, в стране довольно мало.

– Вообще реально ли в современной России наладить взаимоотношения горожан и города, чтобы люди интересовались своим городом, влияли на происходящие в нем процессы? Разработать какой-то инструментарий влияния, чтобы люди ощутили свои возможности – например, вышли бы на митинг против вырубки парка?

– На такие митинги, как раз, люди ходят. Борьба с точечной застройкой, варварским отношением к городской экологии и историческому наследию идет по всей стране, в каждом городе. Однако подобные истории, как правило, не доходят не только до федеральной, но даже до общегородской повестки, оказываясь очень локальными победами и поражениями.

 

 

– Почему в России не сложилось городское сообщество? У нас был такой хороший вопрос о том, в каком месте вы хотели бы жить. Так вот, большинство хотят жить в тихом спокойном месте поближе к природе. Ценностные структуры у большей части россиян – «деревенские». Не нужны им мегаполисы, бурные события, насыщенная культурная жизнь. Даже близость к работе не важна. Главное, чтобы была природа и тишина. Так хотят жить больше 60%.

– Видимо, это связано с деревенскими корнями. Людей в свое время насильственно перемещали в города.

У великого российского урбаниста Вячеслава Глазычева было очень хорошее разделение на «город» и «слободу». Город – это идея человека, который выбрал то место, здесь живет и управляет этой территорией через средства местного самоуправления. Формируется общая история. Именно это приводит к появлению горожан. А картина, где человека, как в компьютерной игре могут в любой момент обвести зеленой рамочкой и отправить копать руду в Норильск, не спросив, хочет ли он туда ехать, нравится ли ему это место и т.д.– формирует совсем другое отношение к месту, где этот человек очутился. Появляются параллельные городским структуры.

– Не кажется ли вам, что в последнее время разрушается и это «слободское» сообщество, распадаются социальные связи?

– То, что касается социального капитала – это очень интересная штука. В целом у нас люди совершенно разобщены. Но, с другой стороны, мы смотрим на то, как люди проводят досуг. И что они называют в качестве основного вида проведения досуга? Наиболее популярная активность у горожан – это ходить в гости. Люди не ходят в кафе, не ходят в парки, не катаются на велосипеде. 80% опрошенных нами в свободное время ходят в гости. Есть гипотеза, с чем это связано. Скорее всего, за счет социальных связей формируются способы обхода официальных институтов. Создается такая ситуация, как, допустим, заболевший человек не идет в поликлинику, а обзванивает знакомых, которые работают в поликлинике. Потому что они отведут к врачу, у которого золотые руки, а остальные «с купленными дипломами», и т.д.

– Я сужу по Твери: этот советский механизм «блата» тоже уже уходящая натура.

– Да, этот механизм, конечно, размывается. В Твери он размывается за счет миграции. Все-таки это транзитный город между двумя мегаполисами, Москвой и Санкт-Петербургом. Но бывает, что человек мигрирует целым кланом, с родственниками и друзьями.

– Как это делают национальные диаспоры…

– Не только, среди русских это тоже распространено. Например, человек из Арзамаса переезжает в Зеленоград, создает там фирму и приглашает к себе работать друга из Арзамаса. Сначала одного, потом другого, и так постепенно переселяет все свое окружение, всю структуру социального капитала, с которой он жил в Арзамасе, в Зеленоград… И все при деле.

 

 

– Такие вещи распространены в чиновничьей среде и силовых структурах: новые начальники везут преданных себе людей на очередное место службы. Видно, вот приехал новый судья из Краснодара – в суде все краснодарские, новый губернатор из Рязани – во власти все рязанские, новый начальник департамента из Калининграда – все калининградские подчиненные тут же. Такое впечатление, что они работают вахтовым методом, не интересуясь ничем, что есть на территории.

– Да-да. Хотя в связи с изменениями жизненных реалий многие тактики становятся сильно индивидуализированными. Симон Николаевич Кордонский занимается исследованием такого феномена, как «отходничество». Это действительно очень массовая форма занятости для мужчин работоспособного возраста. Человек, который приезжает в город за деньгами и в городе только работает – ему город и городская среда не нужны, не нужны особо и друзья. Вот закончу вахту, приеду домой, там буду жить, общаться с друзьями, с женой. А тут можно не укореняться. Это тоже важный момент. Разрушение социального капитала и его невосполнение за счет других ресурсов происходит вследствие низкого показателя укорененности. Этот термин мы обычно используем в исследованиях, касающихся миграции, – насколько человек укоренен в это пространство, насколько он его обжил, сколько у него здесь друзей, сколько времени он здесь провел.

Мой коллега Евгений Варшавер исследовал район Москвы Капотня, считающийся не очень хорошим в плане комфорта проживания. Но там спокойно можно найти бабушку, которая на вопрос, с какого года ваша семья живет в Капотне, ответит: «С 1387-го». За счет этого Капотня – редкий район Москвы, где детей выпускают одних на улицу играть и хорошо работают настоящие городские связи. Все знают, что вокруг свои, видят чужого.

– Местное самоуправление сейчас атрофируется, уничтожается как влияющая на что-то ветвь власти. И поскольку местное самоуправление превратилось в профанацию, что думают о нем горожане? Знают ли они вообще о его существовании?

– Во-первых, не знают. В школах нет элементарных курсов, объясняющих устройство власти в России на разных уровнях. Человек не понимает, что такое городская администрация, какие полномочия у мэра. Для них это все «чиновники». Нет базовых знаний. В городах, где бурно развивается строительство, также бурно развивается создание «фейковых» ТСЖ, созданных застройщиками или местными властями. Формируется представление, что ТСЖ – это не самоуправление многоквартирного дома, а «какая-то администрация», существующая отдельно от жителей. То, что этих жуликов можно снять и самим решать, кто будет поставлять дому услуги и за какие деньги, – люди не знают и знать не хотят.

– То есть полный пофигизм относительно пространства за своей дверью…

– Если хорошо походить по людям, становится понятно, что и внутри квартир все довольно плохо. Отсутствие компетенции горожанина, которую, вообще-то, людям надо прививать. Человек должен получать образование горожанина. В германских школах есть уроки местного самоуправления, и все люди понимают, о чем идет речь, знают свои права и обязанности. Местное самоуправление – это прежде всего способ эффективного распределения ресурсов, потому что в условиях контроля общества за властью у нее не будет возникать соблазна тратить деньги на непонятные вещи, типа один кусок тротуара перекладывать плиткой три раза в год. Когда жители будут смотреть за такими вещами, контролировать их, бюджетные расходы станут гораздо осмысленнее. Но пока мы все дальше уходим от такой модели.

– С отменой порога явки на выборы получилось так, что придут на выборы и проголосуют 1000 человек из полумиллионного города, выберут депутатов, о которых основная часть горожан даже не знает – и эти депутаты определяют стратегию всего города…

– Увы. В местном самоуправлении все плохо. И становится только хуже. А ведь это один из немногих вариантов сохранения города там, где города еще остались. У нас вообще плохо с нересурсной экономикой, и города, которые не основаны на ресурсной ренте или мощных федеральных дотациях, чувствуют себя скверно.

– А вы сталкивались с таким феноменом, что в городе «градообразующим предприятием» является администрация и хорошо живут только те семьи, где есть чиновники?

– Йошкар-Ола. Если бы там было местное самоуправление, сомневаюсь, что они строили бы там уменьшенную копию Кремля, какую-то «Венецию», набережную в голландском стиле, где живут и работают чиновники. А в двух шагах троллейбусы едут через покосившийся частный сектор по грунтовой дороге.

– В нынешних условиях, когда речь идет о диверсификации экономики, ухода от ресурсной модели, казалось бы, основная надежда на возрождение центров деловой активности в регионах. А вообще, эту активность есть кому возрождать? Люди имеют какие-то амбиции?

– Люди-то всегда найдутся. Просто, как говорил наш президент, надо «перестать кошмарить бизнес». К сожалению, для этого необходимо, чтобы федеральная власть делала то, что у нее получается хуже всего – не вмешивалась, не меняла на ходу правил игры.

– Есть какие-то примеры нормального сотрудничества горожан и местного самоуправления?

– Сейчас идет много разговоров о так называемых комьюнити-центрах, которые создаются территориальным общественным самоуправлением в регионах. В Перми, например, недавно открылся пятый такой центр. Местные жители понимают, что им надо где-то собираться, проводить свои праздники, конгрессы. Технически это дом культуры, очищенный от формальностей, который можно наполнить любым содержанием.

– Пермь – город с особой ситуацией. Там довольно долго работал Марат Гельман, пытавшийся сделать из Перми столицу современного искусства.

– Гельман тут ни при чем. Пермь лидирует по количеству ТОСов, причем это не провластные ТОСы, а нормальные ТОСы, с помощью которых горожане решают свои вопросы и с которыми власть должна считаться, понимая, что без дипломатических отношений с этими структурами они долго не протянут. В Перми, пожалуй, один из лучших в России опыт местного самоуправления. В том числе по этому культурная революция провалилась.

– Люди не хотели, чтобы за бюджетные деньги их приезжали учить жизни «умники из Москвы»?

– Да.

– Может быть, вообще, чем дальше от Москвы, тем больше люди рассчитывают на себя?

– Не совсем так. Например, в Хабаровске совсем другая картина. В тамошних поселках беспомощность у людей очень высокая, очень много надежды на то, что им дадут государство или угледобывающие корпорации. В целом это все зависит от режима, в котором живет город, регион.

– А исследовали ли вы города в Тверской области?

– Мы с коллегами по Центру полевых исследований уже несколько лет исследуем город Кимры Тверской области. Это город, обладающий фантастическим потенциалом. Первое впечатление от него было гнетущим. Город пережил тяжелейший период, когда он являлся узлом героинового трафика на Москву, исторический центр сильно пострадал от пожаров и отсутствия нормальных возможностей реставрации и ремонта. Однако на данный момент мы фиксируем в городе мощный рост гражданской и городской активности, причем сформировавшийся абсолютно самостоятельно, без посторонних вмешательств и вливаний. В этом году мы продолжим работу с Кимрами и, возможно, ближе подойдем к пониманию того, какие структуры резко, повернули вектор развития города – от стагнации и упадка к развитию. Кимры долго дремали, но наконец проснулись, и скоро там будет очень интересно

– Видимо, в российских городах нужна осмысленная программа работы по перевоспитанию населения и власти.

– Да, безусловно. Власть должна попытаться перестать все регулировать, думая, что имеет дело с младенцами, которые сломают и испортят все, к чему прикоснутся, если им дать минимальную свободу. Даже очень маленькие ресурсы можно распределять очень эффективно, если это делают люди, которым интересно то, чем они занимаются, и которые понимают, что этот ресурс не наш, мы не можем потратить его на себя. Тогда это работает. Тогда можно все сделать красиво и тонко.

– Работает ли принцип, что если в городе есть всего 1% активного населения, то город уже имеет шанс?

– Это популяционный закон, в любом городе есть даже не один, а пять процентов таких активных людей. Другое дело, чем они заняты, и есть ли между ними социальные связи.

– Как, по-вашему, социальные сети увеличивают шансы на объединение таких людей, или, наоборот, разрушают их существовавшие до этого в реальной жизни нейтрально-положительные отношения?

– Это удобный инструмент, который ускоряет стадии знакомства. Люди быстрее проходят стадии взаимной безудержной любви, взаимной безудержной ненависти и выходят на конструктивные взаимодействия. Я три года исследую московский район Тропарево-Никулино, там был ровно этот цикл: сначала на волне известных событий 2011 года все объединились, выбрали себе независимого муниципального депутата. Потом все друг друга возненавидели на почве разных идеологий и переругались. Но потом пришло понимание, что хоть этот – единоросс, а тот – голосовал за Навального, но нам всем небезразлично, что будет с нашим районом. Ругань, конечно, продолжается. Но теперь она носит характер, что вот здесь мы ругаемся, а здесь – занимаемся делом. Это осознается, когда приходит новая ценность, которая выравнивает политические взгляды – ценность территории, самоуправления, единства территории в ее разнообразии. Некие общие рамки, внутри которых мы, горожане, разные.