Узник замка «Ф»

Как один француз спасает деревню под Фировом

 

 

 

Геннадия Попова в деревне Жуково Фировского района зовут «французом». Его историю пересказывают, как сюжет голливудского триллера. Престижная работа в Марселе, любящая семья, миллионы евро на счете... Геннадий потерял все в один день: его обвинили в убийстве жены, а 12-летнюю дочь отправили в приют. Пять лет он провел во французской тюрьме в статусе «злостного русского монстра», пока в 2012 году не был полностью оправдан. Сегодня Геннадий с дочерью живут в тверской деревне, держат коров и мечтают построить детский дом. «Бизнес Территория» побывала у них в гостях. Вслед за нами к ним приехала съемочная группа Андрея Лошака, снимающая документальный телесериал «Особый путь: путешествие из Санкт-Петербурга в Москву»

 

«Я ПРИЕХАЛ СЮДА НАУГАД»

 

Перед деревней Жуково нет таблички с названием.

– Надо поставить, – замечает Геннадий Попов, прыгая в машину. Это крепкий мужчина в клетчатой желто–красной толстовке: у него ясные глаза, мальчишеские вихры и добротная, грамотная речь. Черная «Тойота» катит по ноябрьской грязи мимо развалин колхозной фермы, хлипких домиков и сонного вида мужиков.

Когда–то Жуково было центральной усадьбой колхоза–миллионера «Памяти Ильича». Водопровод, канализация, школа, библиотека – 70% местной инфраструктуры построил именно колхоз. А потом умер председатель–энтузиаст Муравьев, и одновременно грянули 90–е. Канализацию и водопровод разрушили, новую школу разобрали по кирпичикам.

Из колхоза «Памяти Ильича» вырос сельскохозяйственный кооператив «Колосс». Но и он не смог встать на ноги: имущество обветшало, росли долги по зарплате и налогам, коров готовили на убой, а технику – на металлолом. Но в феврале 2013–го в Жуково приехал активный 45-летний «француз» Попов. По предложению дольщиков, он выкупил «Колосс» вместе с долгами, а взамен стал его владельцем и председателем: все активы СПК перевел на свое крестьянско–фермерское хозяйство. До этого Попов купил 510 гектар бывшей колхозной земли, и еще 1000 у него в аренде.

– Я приехал с патриотической целью и наугад, – на ходу объясняет Геннадий, пока «Тойота» скачет по кочкам. – Хотел жить в экологически чистом месте, в заброшенной деревне, чтобы мне не мешали. Тверская область мне понравилась: рискованное земледелие, по субсидиям в конце… Здесь еще много «советского», а его проще восстановить, чем строить новое. Я наивно поверил статьям, что государство помогает фермерам. И приехал возрождать русскую деревню, хотя это пафосно звучит. Коттеджные поселки в России строят для богатых. А в деревнях Италии, Швейцарии, Франции живут обычные люди, но все красиво, ухоженно, туристам предлагают чай, кофе, шоколад…

Сейчас Попов и его дочь Настя реализуют проект по созданию на базе крестьянско–фермерского хозяйства «европейской» деревни. Пока 22–летняя Настя работает в трех сельских школах учителем английского языка (деревни Жуково, Дубровка, поселок Великооктябрьский). Недавно на тверской «Школе молодых предпринимателей» она защитила проект по сельскому туризму. Сейчас воплощает его в жизнь, после чего получит 300 000 рублей субсидий.

В Жукове Геннадий, 14 лет живший за границей, и Настя, наполовину гражданка Франции, столкнулись с типично русскими проблемами: мужики пьют и воруют, коров доить некому, государство врет. Это сильно тормозит их проект–мечту, но отступать некуда.

– В Фирове шутят: «Здесь все так плохо, потому что мы – на букву «Ф», а она в конце алфавита…» Но после того, что я пережил, меня невозможно сломать, – говорит Попов.

 И я верю, так как знаю его историю.

 

ЧЕМПИОН ПО ДИСКРИМИНАЦИЯМ

 

Он рассказывал ее сотни раз – но всегда, полагаю, вот так, с отстраненной интонацией и надломленным голосом.

Попов родился в Ташкенте и всегда был жутким пассионарием: занимался современным пятиборьем, учился на юриста, искал себя в бизнесе. Красавицу жену Наташу он встретил в 18 лет, возвращаясь с тренировки в метро. С тех пор они не разлучались: переехали в Нижний Новгород, в 1992-м родилась дочь Настя.

Энергичного Геннадия пригласили аналитиком в американскую компанию, занимающуюся инвестициями в недвижимость по всему миру:

– Я первым ехал в новую страну и делал экономический прогноз, выгодно ли инвестировать в тот или иной проект. Хоть я был наемным сотрудником, но фактически действовал самостоятельно, входил в совет директоров.

Поповы уехали из России в 1999-м. Они жили в Испании, Израиле, США, а в 2002-м обосновались во Франции: там компания Попова инвестировала в строительство жилья для американских летчиков. Геннадий возглавил этот масштабный проект.

– При удачном раскладе на мой счет до конца жизни поступили бы проценты, – комментирует он. – За полтора года на счете, которым я распоряжался, скопилось около 30 миллионов долларов – как деньги фирмы, так и средства, которые я лично вкладывал в проект.

Все было как в глянцевом журнале: двухэтажный коттедж в Марселе, путешествия, зарплата 8000 евро в месяц. Наташа занималась самосовершенствованием: изучала компьютер, косметологию. Настя училась в частной школе.

Тот день – 4 октября 2004 года – Геннадий до сих пор помнит покадрово.

Он обедал в кафе с деловым партнером, а Наталья поехала в парикмахерскую по соседству – и пропала, не отвечала на звонки. Геннадий кинулся на поиски. А к вечеру его самого нашли жандармы и арестовали по подозрению в убийстве жены.

Наташу сожгли в собственной машине: ее обгоревшее на 70% тело нашли на частных охотничьих угодьях за городом. Несмотря на железное алиби, Геннадия поместили в тюрьму – в камеру–одиночку для особо опасных преступников.

В судебной системе Франции, сложившейся еще при Наполеоне, уголовное дело сосредоточено в руках одного человека – судьи следствия. Другим, в том числе прессе и Страсбургскому суду, вмешиваться запрещено. Попову не повезло. Ему «достался» месье Коломбани, изначально агрессивно настроенный против задержанного.

– Я его сравнивал с Бонапартом, – вспоминает Геннадий. – Тоже низкорослый корсиканец с большими амбициями. Возможно, на моем деле Коломбани решил сделать карьеру. Он не вызывал свидетелей, «терял» документы, подделывал экспертизы. Обо мне говорил так: «Поймали злостного монстра русской национальности».

В тюрьме Геннадий оказался изолирован от своих дел. Партнеры разграбили его офис и базу, вывезли документы и имущество. Американской компании пришлось закрыть проект во Франции: на нем она потеряла около пяти миллионов евро. Деньги, аккумулированные на счету Геннадия, американцы выбивали через суд. Дом Попова в США, частично купленный в кредит, отошел банку.

Но самым страшным для Геннадия было то, что тело его жены до сих пор лежало в морге, хотя все экспертизы были проведены. Просьбы выдать тело игнорировались – хотя об этом просил даже патриарх Алексий II, знакомый с «делом Попова» (до тюрьмы Геннадий общался с представителями Русской православной церкви во Франции). В знак протеста Попов объявил голодовку: за 72 дня потерял 28 килограмм, начались голодные обмороки. Чтобы не допустить ажиотажа вокруг этого, Коломбани обещал выдать тело – но соврал.

– Тогда мой адвокат объявил ему личную войну. Он стал бороться, чтобы следователя сменили, – улыбается Геннадий. – С адвокатом вообще отдельная история. Он из богатой семьи, по профессии фармацевт. Но он решил: во Франции так много несправедливости, что его миссия – помогать угнетенным. Изучив мое дело, он сразу взялся за него, хотя за 10 лет государство заплатило ему всего 1000 евро. Сейчас мы так близки, что он зовет меня «братом».

По французскому закону, если вина не доказана, через три года задержанного отпускают. Геннадий Попов впервые вышел из тюрьмы в 2007-м – ему даже не предъявили обвинение. Всего же уголовное дело могут вести 10 лет: если преступник не найден, его закрывают «по техническим причинам». И тогда компенсаций – ни моральных, ни денежных – не положено. Очевидно, «дело Попова» ждало именно этот сценарий.

На свободе Геннадия, бывшего под следствием, ждала та же тюрьма: подписка о невыезде, запрет работать и обязанность еженедельно «отмечаться». С дочерью они виделись два раза в месяц, в компании соцработника и переводчика. До 18 лет Настя была под охраной французского государства. Им с отцом запрещали говорить «о деле» – пугали, что лишат некоторых привилегий.

На свободе Геннадий решил бороться и привлекать внимание к происходящей несправедливости. Он создал сайт, где выложил доступные ему материалы, в том числе фальшивые документы. За нарушение закона его снова упекли в тюрьму. Правда, дело было аннулировано за отсутствием доказательств.

В 2009 году адвокат Попова все же добился смены следователя. Но Коломбани пошел на повышение – стал генпрокурором Прованса. Новый следователь сразу разрешил забрать тело Натальи из морга: оно лежало там почти 6 лет! Но тело – якобы как улику – запрещали предавать земле. По сговору с дочерью Попов кремировал тело. Но его по-прежнему не отпускали в Россию, чтобы похоронить жену. Тогда Геннадий выкрал урну с прахом, подделал паспорт и сел на автобус до границы.

– Зачем вы пошли на это безумие?

– Понимаете, Наталья была мне не просто жена, – он сглатывает слюну и минуту молчит. – Она была мой друг, мой соратник. Я не мог ничем заниматься, пока ее тело не погребено, а душа не нашла покой. На меня это физически давило.

Во Франции автобус остановили, Попова обыскали… Но разрешили уехать. Тут же решили провести суд: если бы Геннадий туда не явился, это служило бы доказательством его вины. На это, скорее всего, и рассчитывало следствие. Однако, похоронив жену в Нижнем Новгороде, через месяц Попов вернулся – добиваться справедливости.

– Суд в 2011 году был анекдотическим. Свидетелей защиты не пригласили. Суд присяжных возглавлял все тот же Коломбани – теперь как генпрокурор. Приговор звучал примерно так: «Попов родился в Узбекистане, на родине Тамерлана. Известно, как жестоко на Востоке относятся к женщинам – паранджа и так далее. Эта жестокость передалась Попову. Мы не знаем, зачем и как он убил жену. Но он виновен».

Геннадию дали смешной срок в 15 лет – по французским правилам, за убийство с отягчающими последствиями светит минимум 30. Почти треть срока в совокупности Попов уже отсидел. Еще полгода в тюрьме – и по закону его могли депортировать в Россию. Но Геннадий подал апелляцию – и еще год ждал суда в тюрьме в Ницце. Суд проходил в другом округе и на сей раз по всем правилам: со свидетелями защиты, речью адвоката и т.д. Геннадий Попов был оправдан по всем статьям. Прокурор даже не смог произнести речь – ее заглушили аплодисменты публики.

Французы были в шоке от «слепоты» своей Фемиды. Как утверждала Лига по правам человека, работавшая с «делом Попова», его права были нарушены по 28 пунктам. Сегодня Геннадий Попов – частый герой во французской прессе. «Я чемпион по всевозможным дискриминациям», – спокойно замечает он.

– А какие у вас есть версии убийства?

– Возможно, это сделал россиянин, бывший полковник ФСБ, который работал у меня бригадиром. Выгодно ли ему это было? Да. За месяц моего содержания в тюрьме он вывез материала на 800 000 евро, подделав документы. Но уголовное дело против него по закону могли возбудить в течение трех лет. А я это время был в тюрьме. И мне сказали: поздно.

Геннадию выплатили компенсацию – 90000 евро, и 24000 евро – Насте как жертве пострадавшей от смерти матери. Финансово помогли и два брата из Нижнего Новгорода, владельцы транспортных компаний. На эти деньги Попов купил земли в Тверской области. Теперь у него наполеоновские планы.

 

«Я УГОВАРИВАЮ ДОЯРОК ВЫЙТИ НА РАБОТУ»

 

 

Сегодня в фермерское хозяйство Геннадия входят 156 коров с телятами (наследие СПК «Колосс»), две лошади, птичник, теплица. Они с дочерью живут по соседству – купили простые деревенские домики, которые Попов называет «землянками».

– На домах решили сэкономить, – объясняет он. – Есть более важные вещи, куда надо инвестировать деньги.

Картина будущего деревни Жуково, которую рисует Геннадий, действительно очень заманчивая и детально продуманная. Они планируют развивать модный нынче экотуризм, где будет все – от канатной дороги до мастер-классов по вождению трактора, от иппотерапии до экскурсий на колхозную сыроварню, которую Попов хочет восстановить.

Первые шаги уже сделаны: на берегу реки Цны, огибающей Жуково, строятся деревянные домики для туристов и большой дом-гостиница, построены конюшня, птичник и теплица.

Но 90% времени, денег и сил у Попова сегодня отнимает коровник, оставшийся от колхоза, который срочно надо модернизировать. История с коровником – это лакмусовая бумажка российской действительности. Она словно испытывает Геннадия на прочность.

– Это был молочный комплекс на 400 голов. Доильное отделение, красный уголок, телятник, – Попов живописует прошлое, а настоящее – это серые плиты с подтеками, дырявые окна, заросли горбыля. – В октябре 2013-го я взял на себя эту обузу и решил его восстановить. Ведь если строить заново, уйдет не одна сотня миллионов. Сейчас коровам здесь неуютно. А для доярок это настоящая каторга. Коров доят вручную, навоз из окошка выбрасывают… Все хотят жить в нормальных условиях и пахнуть духами. За доярками я хожу, уговариваю выйти на работу.

Геннадий составил бизнес–план по восстановлению коровника. Для этого нужно 18 млн, включая 5 млн на хороший скот. Свет, окна, автоматическая дойка и навозоудаление – части плана, при этом его рентабельность составит 11% – т.е. 18 млн вернутся уже через два года.

Однако он пролетел с тремя видами поддержки фермеров, о которых читал в газетах: это субсидии, кредиты и гранты. На практике они оказались фантомными.

– Из 18 видов деятельности, которую я веду, субсидируют по одной – несвязная поддержка по земледелию (вспахать, посеять, посадить). Это самое простое и дешевое. Субсидии дают на гектар земли. На 3500 рублей надо обработать гектар, из них 300 рублей – субсидий. Картофель вырастишь на 100000, а субсидируют из них 10 000. На молоко, оборудование, животноводство субсидий нет. Министерство сельского хозяйства России субсидирует через субъект РФ, то есть Тверскую область. Нам полагается 30% федеральных денег и 20% – областных. Но регион выделяет всего 20%, так как «денег нет». Область – это буфер обмена: непонятно, откуда спускаются деньги и до кого они дойдут. Тогда я понял, что субсидии мне не светят и решил взять 18 миллионов в кредит. У меня хорошие закладные: имущество на 42 млн, 510 гектар земли.

Но в тверском отделении «Россельхозбанка» мне отказали. Встречи с директором Валерием Андриановым я добивался год – пока не вмешалась одна из директоров московского офиса банка. «Мы встретились? А теперь вы свободны, – с ходу отрезал Андрианов при встрече. – Я вам кредит не дам, потому что кредитовать сельское хозяйство невыгодно…» В Калужской области, на ферме, где я покупал быка, висит плакат: «Россельхозбанк – надежный друг фермера». Я пообещал Андрианову, что повешу плакат: «Россельхозбанк – враг фермера». Потому что его тверское отделение не заинтересовано в развитии сельского хозяйства.

Я встал в тупик. Написал Медведеву – письмо спустилось в Тверскую область. Мне ответили, что есть федеральный грант. Один на Тверскую область. В прошлом году на него претендовали шесть фермеров, и я в том числе. Грант составляет 5 млн 24 000, хотя по закону планировался 21 млн, там софинансирование, и опять все упирается в область – «денег нет». Грант выиграл Денис из Бологого, он действительно толковый парень. А я пролетел.

И сейчас возникла дилемма: заняться восстановлением разрухи или только своими теплицами и прочим? Не поверите, я целыми днями об этом думаю.

 

«ПАХАТЬ НАДО!» – «ЗАВТРА»

 

Другой вопрос, который мучает Геннадия, традиционно кадровый.

Кадры он ищет через сайт «Деревня онлайн» под ником «Доброжелатель». Потенциальному работнику готов предоставить дом, неплохую зарплату, партнерство в проекте. В Жуково уже приезжали из Калининграда, Хабаровска, Петербурга, но больше месяца никто не выдерживает.

– Адские условия, – поясняет Геннадий. – Деревенский дом, туалет на улице, водопровода нет. Люди уже отвыкли от такого. Но пока альтернативы я предложить не могу.

Во время беседы к нам то и дело подбегает управляющий Попова – местный житель Паша, мужичок в свитере с воротом и защитной спецовке, черной гладкой челкой и красным мобильником.

– Надо позвонить насчет плитки!

– Этот мужик не за деньги будет работать, а бревен просит! Посчитай, сколько денег в одном бревне!

– Надо туалет поставить, яму выкопать.

Последняя фраза – это к тому, что сегодня в Жуково приезжает Пашина сестра из Молдавии. Она и ее семья будут пробовать здесь работать. Но приживутся ли – Геннадий не загадывает.

На Геннадия постоянно работают восемь человек, а по временным договорам больше 30: картошку убрать, за птицами присмотреть. Две тетушки–птичницы как раз выходят из большой теплицы, куда на зиму переселили гусей, куриц, цесарок.

– Они работают по договору, чтобы не терять 800 рублей, которые им биржа труда выплачивает. Я плачу минималку и премирую за работу – выходит около 18 тысяч.

– А что? Неплохо для деревни!

– Я хотел бы довести зарплату до 30 000… Но человек должен получать 10% от прибыли, которую он приносит. В американской компании я получал 300 000 долларов в год, так как приносил 3 миллиона чистой прибыли. Если я плачу человеку 30 000 рублей, он должен приносить мне 1 млн дохода. В этом году оборот составил около 20 миллионов. Из них расходов 18 миллионов. То есть чистой прибыли у нас пока нет. А большая часть средств идет на коровник: один приезд крана, чтобы камни вокруг убрать, сто тысяч стоит.

Третий бич деревни, как подтверждает «француз» Геннадий, – это алкоголь.

– В деревне нет развлечений, а народ традиционно хочет хлеба и зрелищ. Выпивки, пьяные драки – это сильно влияет на животноводство. Коров надо доить вовремя! Это наши, неизбалованные, могут день терпеть. А заграничные сразу умирают. Иногда я сам на дойку выхожу. Или вот трактористам говорю: «Погода хорошая, можно пахать». А они – «Завтра». А сегодня пьют.

 

«МЫ КОРМИМ ФЕРМЕРОВ ИСПАНИИ И МАРОККО»

 

Если отвлечься от субсидий, кредитов, старых коровников и поглядеть по сторонам, то поймешь, что в Жукове невероятно красиво, даже поздней осенью. Это часть Валдайской возвышенности, и виды здесь соответствующие: гряды холмов и лес вдоль горизонта. Говорят, в эти края регулярно приезжают шаманы – заряжаться местной энергетикой.

– А вы почему уехали в деревню? – спрашиваю Попова.

Он рассказывает страшилки, которые, к сожалению, – правда.

 – Сейчас все продукты делают из химии и порошков, натуральное в дефиците. Куриц колют антибиотиками и отмачивают в хлорке. Колбасу, которая стоит 200 рублей, делают из мусса: берут куриные обрезки, добавляют порошок, и мясо начинает расти. Скоро все натуральное исчезнет. А я хочу, чтобы моя семья ела нормальную пищу. В здоровом теле – здоровый дух. Во всем мире фермерство очень прибыльное дело. Это любой экономист скажет. Потому что есть хотят все, а земли больше не станет.

Сегодня Москва недополучает продуктов на 72 млрд рублей. Это возмещается продуктами из-за рубежа. Мы кормим фермеров Франции, Испании и Марокко. Причем во Франции семья из трех человек легко содержит 400 дойных коров. Себестоимость молока там 6 рублей, а у меня – 16 рублей. Все дело в модернизации, за которую я так отчаянно бьюсь.

И, в общем, разговор опять сводится к коровнику.

– У города свои привилегии, – резюмирует Попов. – Театры, хорошие дороги, автоматизация. Но город забирает энергию. Ты зависишь от многих факторов – от коммунальных служб, от работы транспорта. Ты играешь по правилам. В сельской местности все по-другому, здесь особая энергетика земли. Вот что после тебя останется на земле? Да, десяток хороших статей. А что после меня?.. Я бы хотел изменить атмосферу в отдельно взятой деревне.

Тут Геннадий делится своей хрустальной мечтой:

– Мы с дочкой решили построить в Жукове детский дом. Сейчас в деревне паршивые условия, культурный вакуум. А дети в российских детдомах не адаптированы к жизни. Мы хотим, чтобы они не только гуляли на свежем воздухе, ели натуральную пищу и занимались спортом, но и понемногу работали – проходили мастер–классы по кулинарии или вождению машин, как раньше в ПТУ. Я бы очень хотел закладывать в детях правильный фундамент. Платформу, с которой они шагнут в достойную жизнь.

– Не слишком ли это ответственно?

Геннадий задумывается.

– Мне кажется, я знаю, что хорошо, а что плохо. Я был пионервожатым, спортсменом и тренером, и очень много всего прошел. Когда моей дочери было 12 лет, мое общение с ней ограничили. Я, несмотря на свою бывалость, детские фильмы не мог смотреть – начинал плакать. Настя во Франции как волонтер занималась с трудными детьми. Здесь все это будет: развитая инфраструктура, общение с животными, тренажерные залы и жилье для хороших специалистов. Главное – фундаментальный подход, мы к этому стремимся.

 

«ЕСЛИ Я УЙДУ, ВСЕ ВЫЛЕТИТ В ТРУБУ»

 

Рядом с «Тойотой» стоит мужик в синих штанах. Мнется, что–то тихо спрашивает у Геннадия.

– Денег в долг не дам, извини. Будешь работать – будут деньги, – отвечает тот.

Мужик, надувшись, уходит.

А мы едем во двор, где стоит техника Попова. Трактора, комбайны, сенокосилки – все для обеспечения коровника. Рядом два бокса – деревенский пункт МЧС, который Попов безвозмездно сдает в аренду.

– Но даже под боком у МЧС народ все тащит, – признается Попов. – Борьба невозможна, я уже подал 12 заявлений в полицию. Из бывшей сыроварни нержавеющую емкость стоимостью 1 миллион вытащили, раздолбав стену…

– И почему вы все-таки так упорно держитесь за коровник?

– Чисто из патриотических чувств. В Фировском районе сегодня только два сельхозпроизводителя – я и колхоз «Восход». А там недавно у части коров обнаружили лейкоз. По правилам ВТО с мая 2015 года молоко от лейкозных коров приниматься не будет…. Если еще я уйду – завтра все вылетит трубу. Провода стащат, все по кирпичикам разберут. Знаете, на каких плитах стоят заправки на трассе М10? На плитах от таких коровников. Вот я и держусь из последних сил.

 

«В ДУШЕ ОСТАЛСЯ ЧЕРНОБЫЛЬ»

 

Внутри «Тойота» оборудована, как офис: колонки, большой дисплей телефона, громкая связь. На дисплее высвечивается «Настюша» – дочка Попова только вернулась с работы.

– Мне нравится учить детей, – говорит она нежным голосом. – Я выросла не в России, для меня все вокруг – экзотика. Здесь свежий воздух, много животных. У меня был выбор: остаться во Франции или приехать сюда. И мои ближайшие планы связаны с этим местом.

Затем дисплей светится – «Юленька». Это новая страница в жизни Геннадия, его гражданская жена. Они вместе восемь месяцев: Юля нашла его анкету в Интернете, на сайте для матерей-одиночек. Юля и ее дочь – 6-летняя Таисия переехали в Жуково из Санкт–Петербурга. Сейчас Тая называет Геннадия «папой». С новой семьей у Геннадия связаны все планы на будущее.

– Мы будем усыновлять еще детей. Но, может, пока я не совсем готов к этому и не хочу подставлять Юлю. Потому что внутри у меня остался Чернобыль.

В сентябре 2014-го Конституционный суд Франции возобновил поиски убийцы Натальи Поповой, создана новая следственная группа, которая, надеется Геннадий, исправит перегибы первой. Наталья и сегодня всюду сопровождает мужа.

– Когда я что-то планирую, в мыслях спрашиваю ее одобрения. Я всегда был верующим, и крест ношу – не золотой, а простой, который мы с женой в Иерусалиме купили,– он достает крестик на черной веревочке. – Он был со мной в тяжелые годы.

– И все-таки, что помогло вам не сломаться?

– Во-первых, у меня была цель: достойно похоронить жену. Во-вторых, меня ждала дочь. А Наташе сейчас хорошо, я знаю. Есть сказка про «Снежную королеву» – Каю попал в сердце льдинка, и оно застыло. А Наташа, наоборот, согревает мою душу. В минуты сомнения я спрашиваю у нее: верно ли выполняю свою миссию? Здесь я чувствую, что живу правильно.