Марат Гельман: почему в Твери и Перми не состоялась культурная революция

Три года назад Тверь жила в предчувствии «культурной революции», которая уже вовсю шла в Перми. Грандиозные планы по превращению Речного вокзала в Центр современного искусства начали было реализовываться под руководством ведущего арт-менеджера России Марата Гельмана. Это был шанс оживить культурную жизнь Твери, дать новую жизнь разрушающемуся памятнику архитектуры эпохи конструктивизма – тверскому Речному вокзалу. К сожалению, этот шанс был упущен, Центр современного искусства в Твери после смены региональной власти быстро прекратил существование. Не вышло ничего и с созданием в Твери полиграфического кластера, о котором тоже было громко заявлено в начале 2011 года

 

«КУЛЬТУРА, ПО МНЕНИЮ ЭКОНОМИСТОВ, СОБЕС»

 

На состоявшемся в середине января в Москве Гайдаровском форуме мы встретились с Маратом Гельманом на экспертной дискуссии «Экономика культуры: новый взгляд». И узнали, почему региональные «культурные революции» в Твери и Перми приказали долго жить.

По словам Марата Гельмана, именно культура могла бы стать «локомотивом» модернизации экономики

– Пикассо за свою жизнь создал больше активов, чем весь «Газпром». Писательница Джоан Роулинг платит налогов больше, чем целый угледобывающий район Англии. Мы говорим о Сколково, но 70% инноваций в мире происходят в гуманитарной сфере, а не в технологической. Просто в технологической их проще считать.

Но в отличие от технологических отраслей, в гуманитарной сфере нет понятия отставания. Экономика уникального универсальна. Если вы в РОСНАНО создаете новый айпад – в три раза тяжелее и в три раза дороже уже выпущенного компанией Apple – он будет никому не нужен. Но произведения искусства оценивают по другим критериям.

Бывший премьер-министр Израиля, выступавший на пленарной сессии, справедливо заметил: у китайцев есть дешевая рабочая сила, у европейцев – качественная. А в России нет ни того, ни другого преимущества. В этом случае мы можем действовать только через уникальное: китайцы пошьют 2 миллиона дешевых галстуков, европейцы – 2 тысячи дорогих и качественных, а русские – 200 авторских галстуков, стоимость которых сложно определить.

Только культура дает возможность развивать постиндустриальную экономику. Даже точные науки воспринимаются быстрее и лучше не через учебный процесс, а через посещение музея.

– И культура, помимо экономического эффекта, дает еще много плюсов – в общественной жизни, в политике…

– ЮНЕСКО, изучая подходы к решению межнациональных конфликтов, пришло к выводу, что самый оптимальный путь – через культуру.

Я знаю один европейский город с населением 14 тысяч человек, где мэр очень любит музыку. Все школы в этом городе музыкальные, и, как результат, детская преступность равна нулю.

– Почему это непонятно российской власти на всех уровнях – от федерального до муниципального?

– Проблема в том, что у нас культуру пытаются использовать как инструмент пропаганды. Даже здесь, на Гайдаровском форуме, я послушал чиновников и понял, что в культурной сфере все плохо – это, в представлении экономистов, собес. Культурная сфера воспринимается как благотворительность. Президент Путин говорит: «Мы будем помогать культуре», – и все кивают.

Как фигурант, нуждающийся в помощи, успешные деятели культуры в дорогих пиджаках и с айпадами не выдерживают сравнения с детьми-сиротами, стариками и больными. Поэтому в России выработался тип руководителя культурной организации – иждивенец, распорядитель средств, получаемых через госзаказ. Некий прибедняющийся чудак, к которому и отношение соответствующее.

А что такое госзаказ? Чиновник считает, что знает, что является благом для общества, и прописывает это в задании для конкурса. В результате получается поощрение конъюнктурщины.

Советское наследие, 250 тысяч музеев, театров, библиотек, государство воспринимает как чемодан без ручки. Представьте, если бы оставшиеся от Советского Союза заводы воспринимались исключительно как некое наследие, которое нужно содержать…

Искусство в нормальной ситуации – самая конкурентная сфера. Но в России объекты культуры не воспринимаются как экономический ресурс. Кстати, в Перми был проведен эксперимент – культуру вывели из социального блока. И это начало было давать позитивные результаты…

 

 

«МНЕ БЕЗУМНО ЖАЛКО ЗДАНИЕ РЕЧНОГО ВОКЗАЛА»

 

– Что могло бы спасти ситуацию?

– Появление нового заказчика. Я думаю, что в культуре прежде всего должны быть заинтересованы города. Но сегодня российские города находятся в жалком положении. Муниципалитеты в России получают 8% валового бюджета страны. При том, что люди сегодня живут в основном в городах, город как субъект в России вообще не осмыслен.

Отсутствие конкуренции между городами у нас сегодня заложено чуть ли не в Конституции. Бюджетное законодательство «отрубает» конкуренцию за жителей. Не может учитель в Твери получать больше, чем учитель в Ярославле. И город никак не заинтересован в том, чтобы заполучить к себе как можно более качественных учителей, преподавателей вузов, врачей – тех людей, которые формируют городское пространство. Федеральная власть сегодня буквально «обезвоживает» города.

На мой взгляд, в России надо 20-25 крупных городов сделать «столичными», с собственными стратегиями и целями. В идеале должно быть так: город действует, регион содействует, Федерация создает условия.

– Конкретизируем вопрос: вы анализировали причины – психологические, политические, экономические – почему в Твери и в Перми не получилась «культурная революция»? Понятно, это наложилось на смену власти в регионах, и все же…

– Смена власти была, конечно, решающим фактором, ну а потом это наложилось на смену власти не только в Твери, но и в Кремле. Поймите, мы – люди искусства и занимаемся только им. А власть, федеральная, региональная, муниципальная, интересуется культурой постольку, поскольку она помогает им решить их проблемы, воспринимает искусство как инструмент. Когда стояла задача модернизации, я мог им объяснить, что при помощи культуры они могут решить эту задачу быстрее и дешевле всего. Когда у них нет проблемы модернизации, то и культура опять не нужна.

– Грубо говоря, вас кинули с тверским проектом Центра современного искусства?

– Я не могу сказать, что кинули. Последняя акция в Тверском центре современного искусства проходила уже при новом губернаторе, у нас не было никаких договоренностей… Кинули не меня, кинули людей, поверивших в проект, мне безумно жалко здание Речного вокзала.

Подводя итог, можно сказать, что федеральная повестка сожрала региональную. Весь проект строился на том, что Кремль, Москва живут сами по себе, а мы здесь, в Твери, в Перми, независимо от них делаем что-то новое и хорошее. В условиях, когда местные власти не заинтересованы в том, чтобы выделяться, конкурировать, – получается то, что получилось.

Плюс, я повторю: у городов сегодня элементарно нет денег. Если Казань умеет выпрашивать, то Тверь не умеет.

– В Твери, да и в Перми интеллигенция не очень расстроилась от того, что «культурная революция» не произошла. Вы говорите об экономике культуры, но есть ли рынок у современного искусства в России?

– Люди не знают, что они хотят. Проблема агрессии к современному искусству идет и от того, что люди к этому искусству не привыкли, не понимают его.

Конечно, есть проблема с вовлеченностью в проект местной культурной общественности. Согласен, невозможно формировать стратегию развития культуры, которая не воспринимается деятелями культуры как своя. Проблема в том, что есть люди, которые могут давать советы, но нет тех, кто хочет их слушать.

– Что ж, будем надеяться, что ваше сотрудничество с Тверской областью возобновится в более благоприятных условиях и приобретенный опыт позволит избежать ошибок и с вашей, и с нашей стороны.