Константин Бабкин: экономика – производное от политики

Эпоха безвременья хороша тем, что дает время на подготовку. И мы видим, как в России постепенно, без лишнего информационного шума, появляется новая волна политиков и предпринимателей, у которых есть что предложить стране, в том числе в плане идеологии. Наш сегодняшний собеседник – Константин Бабкин, президент компании «Новое содружество», а также компании «Росагромаш» (включающей в себя легендарный «Ростсельмаш»), как раз из таких «новых политиков». Основанная им «Партия дела» не участвует в предвыборных скандалах, но методично выстраивает региональную структуру. А Московский экономический форум, одним из организаторов которого стал Константин Бабкин, задает новое направление в интеллектуальной дискуссии о путях развития России

 

КРИЗИС – НАЧИНАЕТСЯ ИЛИ ПРОДОЛЖАЕТСЯ?

 

– Константин Анатольевич, правда ли, на ваш взгляд, что этой осенью Россия входит в новый виток кризиса? Рост ВВП остановился, началась стагнация – это признают даже правительственные экономисты, например министр экономического развития РФ Улюкаев. Что стало причиной того, что весь мир выздоравливает от кризисных явлений в экономике, а Россия, наоборот, все сильнее погружается в них? Может быть, это произошло из-за вступления в ВТО? По-вашему, что нас ждет в ближайшее время?

– Да, кризис входит в новый этап, но я считаю, что он у нас, не прекращаясь, длится уже лет 25. Кризис в России начался, когда мы потеряли коммунистическую идеологию и не нашли никакую другую. Перед нашей встречей я был в командировке в Японии. Так вот японцы удивляются: почему в 80-е годы мы могли соревноваться с США в сфере технологий, а сейчас – нет? Ответ, как ни странно, лежит в сфере нематериальной. В государстве отсутствует внятная экономическая политика. Нет стратегической цели, есть только цели тактические – вступить в ВТО, построить Сколково. Все это не имеет ничего общего с созданием новых рабочих мест, развитием производства. Как не быть кризису, если по всем признакам правительство даже не думает о созидании? Кризис экономический смягчается тем, что все эти годы у правительства было много денег от продажи сырья, нефти и газа. Но сегодня деньги уже не спасают, и духовный кризис усиливает проблемы экономики.

Что нас ждет? Либо Россия повторит путь Украины, где в обществе утвердилась апатия, неверие в перемены к лучшему и, как следствие, началась массовая эмиграция. Либо правительство одумается…

 

МАШИНОСТРОЕНИЕ В РОССИИ – БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

 

 

– В начале октября широко обсуждалась аналитическая записка, которую вы подготовили по просьбе президента Владимира Путина, который поинтересовался, почему вам выгоднее построить тракторный завод в Канаде, чем в России. Была ли какая-то реакция на вашу записку?

– Пока никакой реакции… Совещание у Путина было в четверг (17 сентября), я попросил своих менеджеров и в России, и в Канаде выйти на выходные, за три дня мы подготовили подробный сравнительный анализ условий работы в нашей стране и за рубежом. Во вторник я отправил доклад в Администрацию президента. Несколько дней подождал и поскольку ничего не происходило, я выложил доклад в открытый доступ.

(Мы приводим полный текст доклада в этом номере «БТ». – Прим. ред.)

– Отличается ли ментальность российских и канадских сотрудников – руководителей, инженеров, рабочих? Может быть, у наших людей несовременное мышление, подходы к организации труда, технологиям? Вы видите эту проблему или она – производное от той политики, которую проводит правительство?

– В России архаичны предприятия, которые контролируются государством, чиновниками, которые ставят неправильные задачи и решают их неправильными методами. Под их контролем предприятия живут по ненормальным законам. У нас, в сельхозмашиностроении, отрасль достаточно динамичная, я не вижу такого большого разрыва в ментальности работников, менеджеров. Конечно, в Канаде предприниматели более свободны, уверенны в будущем, потому что знают, что за ними государство, что оно не будет делать сумасшедших вещей – там все же власть более логична. Наши бизнесмены более нервные, потому что российское государство непредсказуемо.

Вот в этом году на 60% подняли цены на электричество. Снова расскажу о Японии, там электричество подорожало на 30%. Но у японцев причина есть, они после аварии на Фукусиме остановили все атомные станции. А почему у нас электричество подорожало на 60% – этому объяснения нет. А что в следующем году? Не подорожает ли электроэнергия еще на 100%? Руководители предприятий не уверены в своем будущем. Власти заявили о замораживании тарифов, а мы не верим, что не поднимутся цены. Тариф, может быть, заморозят, но введут еще какие-нибудь платежи: штрафы, коэффициенты. Мы послали наших трех менеджеров на завод в Канаде, и они там успешно руководят предприятием. Завод развивается, и производство растет. В цехах тоже можно слышать русскую речь, там работает немало эмигрантов. Так что люди – те же самые. Просто у нас другая экономическая среда. И я бы опять сказал, что проблема в правительстве. Надо посмотреть, как оно работает, какие цели ставит.

– Сколько сейчас работает человек на «Ростсельмаше»?

– С учетом дочерних предприятий – 10 тысяч человек.

– В западных концернах производство децентрализовано, очень важную роль играет субконтрактация. В России принято все производить в рамках одного предприятия. Это от того, что негде взять субподрядчиков, от отсутствия малого и среднего производственного бизнеса?

– Это правда. Современная экономическая политика выбивает мелких производителей. Мы – производители конечной продукции, комбайнов, – живем в очень нестабильном рынке, объем производства постоянно скачет то вверх, то вниз. А у наших поставщиков эти «горки» в десять раз выше, потому что мы им то «срезаем» заказ, то требуем срочно увеличить производство. Многие мелкие и средние предприятия в таких условиях не выживают, и это ведет к тому, что мы концентрируем производство на таких крупных предприятиях замкнутого цикла.

– Как я понимаю, ваша отрасль от вступления в ВТО сильнее всех пострадала?

– Мы просто громче всех говорим об этом, более откровенно, чем другие. Но я вижу, что от ВТО никто не выиграл. Даже металлурги и производители химических удобрений у нас сейчас в убытках – те, кто были основными лоббистами вступления в ВТО. Розничные сети были уверены, что вот сейчас пошлины отменят и им можно будет больше продавать импортных товаров, которые станут дешевле, – но и там все вниз пошло. Я не знаю, кто выиграл, кроме, может, каких-то чиновников. Мы не единственные. И не думаю, что производители сельхозтехники пострадали больше всех. Да, сельскохозяйственное машиностроение в этом году продало продукции на 20% меньше, автомобилестроение – на 30% меньше! Автопроизводители, правда, говорят: нет, это не из-за ВТО. Но, думаю, они лукавят. Это, кстати, тоже проблема России, мы боимся говорить правду, хвалим начальство, молчим – и от этого проблемы только усугубляются.

– Почему российские предприниматели не могут торговать за рубежом? Вот по всему миру продаются в магазинах «русских продуктов» бублики, тушенка, селедка – не отличишь от наших. А эти товары произведены в Германии, в Польше – где угодно, только не в России.

– Как раз об этом написано в моей записке. Все понятно: кредиты, налоги, стоимость ресурсов, отсутствие поддержки экспорта – все это выливается в огромную разницу в рентабельности производства у нас и на Западе.

– В журнале «Умное производство» прошла серия интервью, посвященных созданию самолета «Супер-Джет 100». И из этих интервью становится ясно, что проблема даже не в том, умеем ли мы делать самолеты, – это умение еще осталось. Вопрос в неконкурентных условиях поставки. То есть это же лизинговые схемы, как, наверное, и у вас с комбайнами. Если авиастроители что-то решают за счет импорта, создания совместных предприятий, кредитования за рубежом, то как выходите из положения вы в своей отрасли?

– В Российской Федерации есть «Росагролизинг», который у нас покупает технику и отдает крестьянам, по-моему, под 8% годовых. Это, конечно, дешевле, чем 15%, но гораздо дороже, чем в развитых странах. Процентов 10 продукции «Ростсельмаша» идет через эту схему. Новая программа дотирования производства сельхозтехники была запущена в конце лета, но еще полностью не заработала, прошло ничтожно мало сделок.

То есть государство что-то иногда пытается сделать, чтобы помочь отечественному производителю, но это получается несистемно, неуклюже и, вообще, не всегда работает. Пока что российских производителей отчасти «спасают» более низкие зарплаты, чем у зарубежных коллег, и отчасти более дешевые ресурсы – прежде всего нефть и газ.

А так постепенно производство выдавливается в другие страны. У нас десять лет назад было пять комбайновых заводов, остался один. Сейчас идет такая тенденция: закрываются литейные производства, мехобработка – все заказы уходят в Китай. Оборудование сдается в металлолом, десятки тысяч рабочих мест сокращаются. Это сейчас массовое явление во всех отраслях. Так мы решаем проблему «доступного лизинга». Сейчас отечественные предприниматели в Россию почти не инвестируют, деньги отсюда бегут.

– Последний год по линии журнала «Умное производство» мы сталкивались с предприятиями ВПК. В последние два-три года туда пошли большие деньги, и начались очень позитивные процессы модернизации. Появились такие инжиниринговые фирмы, причем российские, которые могут на той же мехобработке поднять производительность труда в пятьдесят раз. Но когда смотришь на рыночный сектор, туда, куда не поступают государственные средства, то ситуация совершенно другая. Такое ощущение, что чиновники хоть и говорят о рынке, но в рынке работать не умеют. Представления о развитии промышленности у них из прошлого – дать военным денег, и тогда все заработает. Но, например, ситуация с «Супер-Джетом» показывает, что открываются такие проблемы, которые даже никто не обсуждает, ни на уровне правительства, ни на уровне директоров. Есть несколько десятков человек на всю страну, которые понимают суть проблемы… Это очень печальная ситуация, поскольку если так пойдет, то мы потеряем все невоенное машиностроение.

– А что мы уже, собственно, не потеряли из невоенной промышленности? Автомобилестроения, по сути, нет, я не говорю о сборочных производствах, созданных для ухода от таможенной пошлины. Гражданское авиастроение потеряли – тот же «Супер-Джет», он же на дотациях, производство пока нерентабельно. Одежда вся импортная, мебель импортная, еда импортная.

 

 

ПОЛИТИКА КАК РЫЧАГ К ИСПРАВЛЕНИЮ ЭКОНОМИКИ

 

 

– Ваша политическая работа: «Партия дела», Московский экономический форум – она вам, успешному предпринимателю, зачем?

– Я верю, что у России до сих пор огромный потенциал. У нас есть все для динамичного развития. Не только ресурсы. В России много земли, огромный внутренний рынок, есть люди, которые могут и умеют работать. Если появится еще и адекватная экономическая политика, то у нас откроется Эльдорадо, мы реализуем свои безграничные возможности. Россия может быстро испытать экономический бум, подобный тому, что испытала Япония в 70-е годы, который сейчас испытывает Китай, а чуть раньше – другие азиатские страны. Мы буквально на пороге резкого скачка вперед. Единственное, надо поменять политику правительства. Вот эту идею мы и пытаемся донести в массы – через партию, через организацию экономического форума.

Получается или нет? Медленнее, чем хотелось бы, – но народ читает, разделяет наши мысли, началась дискуссия.

– Московский экономический форум, на котором мы присутствовали, носил новый для России оттенок респектабельной европейского плана социал-демократии. И нам кажется, это очень востребовано в современной России. Известно, что многие европейские страны сделали прорывные шаги в улучшении качества жизни своих граждан именно тогда, когда там были правительства социалистов. При либеральных правительствах развивается экономика, при социал-демократических – улучшается жизнь населения. Этот «маятник» стал одним из двигателей западноевропейского развития в послевоенный период. Нельзя стоять все время на правой ноге, надо переступать. А у нас второй, левой ноги нет, в этом вся проблема.

– Да, мы занимаемся всей этой деятельностью с мечтой «создать вторую ногу». С «либеральной ногой» мы размерами пока не можем сравниться, но пытаемся.

– Удивительно, у этой «либеральной ноги» нет никакой электоральной поддержки в обществе, и тем не менее именно она определяет путь страны последние 25 лет… Ваша партия имеет шанс стать основой для развития социал-демократической политики в России?

– У нас создано 50 отделений в регионах. Партия вызывает интерес, находит довольно широкую поддержку. Проблема в другом. Любая партия – это прежде всего инструмент участия в выборах. В выборах сегодня участия принимать невозможно – выборов нет. Например, на минувших муниципальных выборах в подмосковном городе Климовске наш кандидат выдвинулся на пост мэра, а его сняли за то, что он как-то не так отксерокопировал свой паспорт. Это типичная ситуация. Традиционными стали скандалы с подсчетами голосов: на тех же выборах 8 сентября в Ростове удаляли наших наблюдателей, потому что фальсификации были очевидные.

Не работает сегодня система выборов. Участие в выборной кампании – это большая и затратная работа. И фактически она сегодня является «игрой с шулером», где в роли шулера выступает государство. Мы не готовы тратить силы и время на такую игру. Я думаю, что мы проведем работу, чтобы предъявить власти наши предложения по нормализации выборного процесса: обеспечению партиям равного доступа к СМИ, организации подсчета голосов, формированию избирательных комиссий. Если власть не отреагирует, то мы постараемся сколотить большую коалицию, чтобы объявить бойкот выборам.

– На кого электорально спозиционирована ваша партия?

– Мы видим среди своих сторонников самых разных людей. И руководители предприятий, и ученые, много студентов. У «Партии дела» широкая социальная база. Я, в свою очередь, задам встречный вопрос, кто заинтересован в том, чтобы в России был экономический бум? Наверное, 99% населения, рабочие, чиновники – все могут получить от этого свои бонусы. Вот с ними и надо работать, доказывать, что мы говорим о реальных вещах.

– На Московском экономическом форуме была предложена дорожная карта развития сельского хозяйства России до 2010 года. В Тверской области, совместно с бывшим губернатором Зелениным, мы пытались реализовать программу «Тверской фермер». Это же Нечерноземье, в области нет таких больших пахотных земель. И важно поддержать даже не сельское хозяйство, а обжитость территории – ведь такими темпами в сельской местности между Москвой и Санкт-Петербургом скоро одни медведи будут жить. Было предложено сконцентрировать фермеров на одной территории с тем, чтобы появилась между ними какая-то кооперация. Мы глубоко изучали этот процесс и видим, что если сейчас что-то не сделать, то мы вообще лишимся деревни. А исчезновение деревни в России будет иметь непредсказуемые последствия, прекратится приток народа в города – люди будут приезжать уже не из русской деревни, а из какой-нибудь деревни в Ферганской долине. К тому же мы видим, как целые опустевшие деревни между Москвой и Санкт-Петербургом заселяются то чеченцами, то таджиками – а появление таких национальных анклавов приведет к серьезным проблемам, даже с национальной безопасностью. По этой пустынной местности ездят «Сапсаны», уже был несколько лет назад взрыв «Невского экспресса»… Сейчас никто не понимает опасность потери деревни, хотя города без деревни быстро деградируют.

– Дорожная карта – это изложение наших предложений по нормализации ситуации в сельском хозяйстве, и как раз на второй-третьей странице приведена карта одного из районов Тверской области. Это Бельский район, на границе Тверской и Смоленской областей. Зеленым цветом обозначены оставшиеся деревни, а красными крестиками – деревни, исчезнувшие с 1985 года. К сожалению, красный цвет на этой иллюстрации преобладает. Проблема, о которой вы сказали, лежит в основе Дорожной карты. Какие последствия от исчезновения деревень в России могут быть на самом деле – неизвестно. Печальные могут быть последствия.

Но у России огромный потенциал именно в сфере сельского хозяйства. Земли у нас много, только заброшенных сельхозземель сейчас больше, чем вся площадь Германии. Было 120 млн га, сейчас осталось 80 млн га. Опять же в Японии, где я был на днях, всего 4 млн сельскохозяйственных земель. И японцы мало того, что кормят свое население, – они еще и экспортируют продовольствие.

Какой потенциал у нас по сравнению с ними! Они на нас смотрят с недоумением: вроде тоже люди, с руками, с ногами… Мне тоже непонятно в принципе, почему в России так сложилось. Хотя, зная ситуацию изнутри, я вижу, что при нынешней политике заниматься сельским хозяйством практически нерентабельно. Но, повторяю, потенциал огромен. Земли много, людей в сельской местности по-прежнему достаточно – 6 млн человек занято в России в сельском хозяйстве, в то время как в США – всего 1,5 млн фермеров. Технологии нам доступны, мы готовы поставлять свои комбайны, тракторы, – это мирового уровня техника. Есть внутренний рынок, во многих странах он ограничен – а у нас половина продовольствия сейчас поставляется из-за рубежа. Что нужно сделать для того, чтобы реализовать этот потенциал? Опять же изменить экономическую политику, создать равные условия российским и зарубежным сельхозпроизводителям. Если в Германии дотация фермерам 500 евро на гектар, а у нас – 5 евро и при этом рынок открыт, то такую ситуацию можно назвать «убийством тверского крестьянина».

Либо крестьянину надо давать денег столько, сколько немцу, либо защитить его от немца или, скажем, новозеландца пошлинами. Иначе мы не сможем развиваться. И дальше, по тому же списку, что и во всей остальной экономике: стоимость кредитных ресурсов, налоговая система неправильная, отсутствие поддержки экспорта…

В чем принципиальное отличие предложений в нашей Дорожной карте? Предлагается направить дотации не столько на село, сколько на поддержку бедных слоев населения, чтобы это позволило удержать более высокие цены на продукцию сельского хозяйства, повышение покупательского спроса. Если направить деньги на поддержку малоимущих, количество бедных уменьшится, и это позитивно скажется на всей экономике, в том числе и сельской.

Мы проанализировали, чего таким образом можно добиться. И видим, что в три раза можно легко увеличить объемы производства сельского хозяйства и занять работой миллионы людей.

Дорожную карту я на том же совещании, на котором у меня состоялся разговор с Путиным, дал президенту, мы разослали ее по правительственным структурам. Но реакции от госорганов нет. Казалось бы, очевидные вещи – но почему-то они не реализуются.

У государства, разумеется, есть свои программы. Например, в федеральной целевой программе развития АПК написано, что мы будем развиваться с темпами до двух процентов в год (!). Судя по всему, цель развития вообще не ставится, главное – освоение бюджетных средств. То есть опять же иллюстрация огромного разрыва между нами, жителями, и чиновниками.

– Вот я хотел задать вопрос и в связи с сельским хозяйством, и в связи с тем, что вы представляете компанию, которая производит сельхозтехнику. Есть проблема готовых технологий. Ведь далеко не все фермеры имеют соответствующее образование, опыт и так далее. Сегодня каждый сам себе режиссер, и сам изобретает, какие удобрения вносить, как перерабатывать продукцию. На Западе фермер чаще всего задействован в технологической цепочке крупной корпорации, выращивает продукцию для большой компании и получает от нее все регламенты. Почему бы вам не предложить некие технологии, скажем, для Нечерноземья? Чтобы выращивать картофель, допустим, надо купить технику, картофель определенного сорта, и так далее, и тому подобное. Должны, наверное, быть готовые типовые решения – чтобы те, кто желает заняться бизнесом в сельском хозяйстве, не изобретали велосипед, самостоятельно изучая опыт той же Финляндии. Как в машиностроении: журнал «Умное производство» сотрудничает с инжиниринговой компанией «Солвер» – у них типовые стандартные проекты для повышения производительности на определенных участках в пять-десять раз.

– «Ростсельмаш» поставляет комплексы для зернового растениеводства, как раз всю технологию – и посевные машины, и уборочные, и опрыскивательные, то есть все оборудование для больших хозяйств. Конечно, эта проблема не везде решена. Например, животноводам из Вологодской области никто не поставляет под их нужды животноводческие комплексы. Но тут мы опять видим, что нужно сочетание государственной политики (которой в этой сфере вообще нет) и выгоды производителя. Если это будет привлекательно с точки зрения бизнеса, образуются фирмы, придут консультанты. Если не выгодно и никто не верит в успех, а молочное производство умирает, – бесполезно теоретизировать на этот счет. – В молочном производстве тоже происходят какие-то смутные процессы. Этот рынок монополизировался, все скупили несколько компаний, и сейчас мы столкнулись с тем, что молоко в магазинах начало дорожать. – Андрей Даниленко, возглавляющий Союз производителей молока, на наших слушаниях в Госдуме, посвященных годовщине вступления в ВТО, рассказывал, что молочная отрасль России оказалась в тяжелом положении. С одной стороны, «товарищи по Таможенному союзу» из Белоруссии задавили, с другой – после вступления в ВТО вырос импорт сухого молока. Привозят порошок из Аргентины, «бодяжат» и продают под видом молока. И как наш фермер, тверской, костромской, рязанский, который реально содержит корову, доит ее, производит настоящее молоко, может конкурировать с этой химической индустрией? И никто не проверяет, настоящее или нет молоко на прилавках. Опять же работает лобби, а чиновники не заинтересованы защищать местных производителей и потребителей.

– Опять все упирается в самый верх, в политику…

– А кто еще может принимать решения?

– Вопрос к вам, как к гражданину. А почему у нас так? Почему никто ни в чем не заинтересован? Когда с людьми, которые принимают решения, разговариваешь с каждым в отдельности, вроде все нормальные люди, переживают за Родину. А собираются вместе – всем все равно.

– Видимо, то последствия психологической травмы, которую нанесли россиянам 20 лет назад, последствия разочарования. Глухо в головах – и наверху, и у нас, внизу, поскольку мы смиряемся с этим как люди, которых по башке ударили очень сильно. Я думаю, что мы должны преодолеть это состояние. В меру сил мы над этим работаем. Спасибо, что вы нас поддерживаете.